Буинский театр драмы привез в Казань выдающийся спектакль «Иранская конференция», по последней пьесе Ивана Вырыпаева. Режиссер Егор Чернышев, который поставил «Папоротник» по «Мишарским рассказам» Ркаиля Зайдуллы. Спектакль показали в «Пирамиде». Примерно тысяча зрителей вышли из «Пирамиды» в культурном шоке и полном восторге. Это, без сомнения, самое знаковое театральное событие года в Татарстане, оставившее позади все остальные театры республики. Это то, что я называю религиозный театр или метафизический. Когда встает вопрос о Боге - возникает настоящий театр. Так как вопрос о смысле жизни возникает перед каждым человеком, рано или поздно. Спектакль - манифест. Он демонстрирует религиозный кризис западной цивилизации. Это дискуссия о смысле жизни западной цивилизации, человека Запада. Доминирование цивилизации, основанной на материалистическом прагматизме рушится на глазах. Спектакль идет в виде «конференции исповедей», представлен не в форме трагедии индивидуального человека «Быть или не быть?», нам представлена полифоническая сущностная интегральная трагедия западной цивилизации в целом - «Быть или не быть Западу?». В какой-то степени, это возвращение к «диалогам» Сократа. Это не «новая драма», это «новый эпос» XXI века, подступы к новому типу спектакля, где не столкновение характеров и судеб отдельных индивидуальностей, а столкновение цивилизаций, столкновение «океанов», а не «капель». Это то, что Штокхаузен стремился выразить в музыке, переход от антропологического уровня к космологическому. Театр XXI века переходит от антропологического типа к космологическому.

Гениальная находка Раиля Садриева, директора и художественного руководителя Буинского театра, в том, что спектакль игрался именно в претенциозной «Пирамиде», зал подчеркивал пустоту, прагматизм, утилитарность и стереотипность европейского мира, его механистичность. Формально на сцене идет научная конференция (действие происходит в одном из университетов Дании) - как решить проблему Ирана. Как себя вести Европе относительно исламской проблемы. Конференцзал «Пирамиды», с богатой самодовольной глуповатостью мещанина во дворянстве, сам по себе в этой пьесе играл знаковую роль, трагическая художественность зала возникала как раз из его антихудожественной гламурности. Холодный равнодушный синий, с металлическим хирургическим блеском, решенный в утилитарном протестантском «икейском» стиле зал, был как фальшивые бриллианты и подчеркивал религиозный тупик Запада. Западная доктрина - «мыслю, следовательно, существую», восточная доктрина - «люблю, следовательно, существую». Можно ли соединить рассудок и любовь?

Суть спектакля –хантингтоновское столкновение трех цивилизаций, протестантской, атеистическо-позитивистской и исламской. До христианской цивилизации дело на дошло, один из персонажей спектакля был лютеранский пастор, но ни священника православной церкви или католической Вырыпаев не додумался ввести в состав участников конференции, хотя с женой, актрисой Каролиной Грушкой, живет постоянно в католической Польше. Вырыпаев с женой - вегетарианцы. Он говорит: «Величие русского театра, как его понимают в мире, с религией и тем более с церковью никогда не было связано». Но это профанация, творческое вдохновение невозможно без религиозного чувства, любая культура основана на религии, Станиславский был, например, старообрядец, религиозность Гоголя Вырыпаев отмечает. Вырыпаев родился в Иркутске и писал, половина его класса умерла от СПИДа и героина, он много пил в юности и благодарит Бога, удалось спастись от героина и алкоголя. Сын у Вырыпаева крещен в православии, сам он одно время придерживался буддизма, увлекался исламом. Вырыпаев подчеркивает, у него есть учитель: «Я занимаюсь энергетической практикой, и она связана с четырьмя уровнями». «Православие мне близко, потому что позволяет человеку держать фокус на определенном сакральном моменте». «Когда византийское православие пришло к нам на Русь, оно полностью подавило наше язычество. И это корень проблем. Потому что мы, конечно, язычники». «Русь – это язычество, это прежде всего шаманизм». «…две религии, ислам и православие, наиболее агрессивны». «Мусульманская проблема ведь была всегда, но была погружена в невидимость, а сейчас всплыла». Мысли, в общем-то, неглубокие.

Вырыпаев – сторонник интегральной философии Кена Уилбера, интегральной постметафизики. В ней для изучения человека необходимо применять 8 основных методологий, причем «с помощью каждого из 8 методов можно получить данные, принципиально не получаемые остальными». Отсюда и полифония «Иранской конференции», в сторону которой развивается Вырыпаев. Уилбер практикует буддийскую медитацию, находится под влиянием дзэн-буддизма и тибетского буддизма. В пьесе ставится вопрос, что такое Знание и информация. Может ли быть диалог между человеком, который обладает Знанием, и человеком, который обладает лишь информацией? Знание связано с духом, а информация - лишь с материальным миром и всегда «неполна». Вырыпаев говорит, в мире всего 5% интегральных людей. Есть этноцентричные народы, например, в России, есть планетарные народы, и между ними сложно установить «коммуникацию». Я лично думаю, татары – космоцентричный народ, при таком подходе. «Иранская конференция» поставлена в Театре наций Виктором Рыжаковым. Актеры, участники конференции, в рекламе спектакля Театра наций даны в одеяниях средневековых монахов, чтобы подчеркнуть напряженную религиозность дискуссии, идущей еще из времен крестовых походов. Иранскую поэтессу, лауреата Нобелевской премии по литературе Ширин Ширази играет Чулпан Хаматова, отца А в г у с т и н а , профессора теологии Копенгагенского университета, лютеранского священника играет Евгений Миронов, Эмму- Шмит Паулсен, жену премьер-министра Дании, играет Ингеборга Дапкунайте, Астрид Петерсен, журналистку – Ксения Раппопорт, Паскуаля Андерсена, экс-дирижера Национального симфонического оркестра Дании – Станислав Любшин и т.д. Звезды российской сцены. Спектакль Театра наций выдвинут на «Золотую маску» в этом году. Кажется, небольшой Буинский театр переиграл звезд. Почему?

Потому что для буинских актеров столкновение ислама, протестантизма и атеизма идет изнутри, они подсознательно, иррационально чувствуют эти проблемы. Метафизика Буинского театра объективно сильнее и глубже Театра наций. В театре наций играют талантливый спектакль, а в Буинском театре судьбоносный, от ответа, как взаимодействовать исламу с христианством и атеизмом, с европейскими ценностями, зависит судьба татарского народа. Наверное, с материалистической точки зрения могут нащупать общее татары-атеисты и русские-атеисты, европейцы- атеисты. Этот проект и хотели сконструировать в СССР, пролетарский интернационализм на основе атеизма. Но он рухнул, и не из-за национально-территориального деления. Гони национальное в дверь, оно войдет в окно. Если бы этого национально-территориального деления не было, СССР мог потерпеть поражение уже во время

Отечественной войны. Да даже мог и не образоваться, распался в период гражданской войны. СССР держался на идеологии большевизма (Маркс и Энгельс были меньшевиками, как писал Плеханов) и ГУЛАГе. Метафизика национального не позволяет конструировать на глубоком уровне единую духовную общность из культурно и религиозно разнородных частей, получается «химера» по Гумилеву.

Пресловутые «россияне» могут возникнуть только на абсолютно равноправной основе, даже более того, по Ленину, небольшая нация всегда более права в столкновении интересов с большой нацией, то есть конструировать «россиян» можно, только отдавая предпочтение малым народам перед большими. Сегодня в России, судя по языковой реформе и экономическим отношениям, наоборот. Академик Тишков не может сконструировать метафизику «россиян», для этого нужно быть пророком, иметь божественное откровение, для этого нужно быть новым Мухаммедом, или Буддой, или Христом. Из примитивного позитивистского «конструктора» Христа «достать» невозможно. Это явление зависит от Бога, а не от Российской Академии наук, и даже не от президента. Академик Тишков далеко не Христос и не Будда. Христос как раз отрицал такие явления, как «русификация», утверждая, что «нет ни эллина, ни иудея» и «возлюби ближнего своего». Пишут, что идеи правят миром, но миром правят божественные идеи, а не человеческие. Буинцы разворачивают захватывающую картину религиозного диспута, причем из выступления, например, двух европейских персонажей складывается впечатление, что побеждает все-таки ислам. Вырыпаев допустил огромную ошибку в своей пьесе - там нет исламского богослова, представителя Ирана. И получается, в основном об исламском вызове спорят представители протестантизма и атеизма.

Раиль Садриев предложил Новый «суфийский» театральный ход, он вместо того, чтобы представить персонажа, известного мирового датского дирижера Национального симфонического оркестра Дании, выступил от своего имени, с речью о том, что все мы смертны и все мы должны помнить о том, «у гробов карманов нет», что театральный Авиньон и театральный Эдинбург родились из идеи децентрализации
т е а т р а л ь н о г о п р о с т р а н с т в а Франции и Великобритании, и он мечтает превратить Буинск в мировой интегрированный в религиозном смысле театральный фестивальный центр, где показывали бы свое искусство исламский театр, православный театр, протестантский театр, католический театр, буддийский театр, иудаистский театр, языческий театр, индуистский театр, позитивистский и т.д. В спектакле говорится: «Бог - это что-то более важное, чем все остальное». И Буинский фестиваль религиозного, метафизического театра должен исходить из этого тезиса, синтеза мировой религиозной традиции, когда религия объединяет, а не разъединяет. Щедровицкий так и предлагал осмысливать трудные проблемы через игру. Здесь можно пойти дальше - через игру в театре выйти к религиозному диалогу, к синтезу культур. Такой фестиваль невозможен в Москве, невозможен в Авиньоне, а в евразийском Буинске органичен. Не зря министр по делам театров Ирана восхищался Буинском, побывав на театральном фестивале там в мае этого года. Выступление Садриева - страстная исповедь человека, который сам прошел по грани в 90-х годах, пережил несколько покушений. И зал пробило. Сам Раиль Садриев, несомненно, крупный актер, его искренность вылилась в религиозную проповедь. Здесь он поступил с пьесой Вырыпаева, как Ходжа Насреддин, «взломав ее изнутри», то есть совместил суфизм и интегральную философию Вырыпаева, потому что интегральность Кена Уилбера все равно остается западной американской интегральностью. Наверное, наружу вырвался внутренний протест Садриева по поводу текста пьесы, слишком перекошенной в атеистическую и протестантскую сторону. В какой-то степени он отстаивал позицию природного ислама. Но нужно было усилить суфийскую позицию. Дух ислама в спектакле остался невыявленным.

Пьесу нужно дополнять «исламом». Иное дело, сегодня ислам оптимистическая религия, христианство пессимистическая - оптимизм всегда для Бога более близок, и поэтому яркое представление ислама неизбежно выигрывает. Как выигрывает красочное, яркое, духовное иранское кино перед европейским кино. Ветер с Востока побеждает ветер с Запада. Свобода или Дух, и что есть Свобода. Существует человеческая свобода и Божественная Свобода. Во «Сне смешного человека» Достоевский ошибочно решил эту дилемму. Свобода или Истина. В христианстве главным является не свобода, а Любовь. Одни из центральных слов в пьесе говорит Оливер Ларсен (Ильдар Латыпов), профессор теологии Копенгагенского университета: «Ощущение того, что все вокруг - это не по-настоящему важно, а есть что-то еще более важное… Важнее смерти, важнее разлуки с любимым человеком… Бог - это что-то более важное, чем все остальное». «Не понимая по-настоящему, что такое «религиозное сознание», мы не имеем права решать проблемы, связанные с исламом». «Либо человек имеет контакт со Знанием, либо нет». Думаю, европейского дирижера нужно было выпустить, здесь на эту роль идеально подходит Рамиль Тухватуллин, тем более, что он и сам звезда, и психология звезды - его актерская стихия. Тогда Раиль Садриев мог бы выйти в роли участника конференции от Татарстана в конце, не «ломая» вырыпаевскую модель пьесы и в какой-то степени «исламизируя» конец спектакля. Спектакль стал бы органичнее и цельнее. Астрид Петерсен (Айсылу Заббарова) формулирует концепцию четырех прав человека: «Право на жизнь. Никто не имеет право сознательно лишать человека жизни… Право получать знания. Человек имеет право знать… Третье право человека – иметь собственное мировоззрение. Человек имеет право свободно выбирать себе веру, религию, он имеет право на собственное мнение… Четвертое право - это право на сексуальную ориентацию… Никто не может указывать ему, кого любить. …Жить, познавать мир, свободно мыслить и любить».

Особо нужно отметить сильный талант Гульназ Гиззатуллиной. Сыграно очень тонко и искренне. Она растет как актриса буквально в геометрической прогрессии. Играла Эмму Шмидт Паулсен, журналистку: «Там счастливые люди голодают, негодуют, сердятся. Но это делают счастливые люди… Я вдруг стала ощущать невероятную пустоту внутри себя… Я почувствовала себя ужасно одинокой. Там, внутри меня, не было ничего, кроме вежливости, толерантности, гуманизма, образования… Там, внутри меня, не было такой любви, что была у них… У иранцев, как мне кажется, в их ментальности есть этот секрет, есть. А вот в наших глазах, простите, я его вижу очень редко».

Рашит АХМЕТОВ. Газета «Звезда Поволжья», № 44 (963), 5-11 декабря 2019г.